К двухлетнему юбилею Советской власти я задумал написать
небольшую брошюру на тему, указанную в заглавии. Но в сутолоке повседневной
работы мне не удалось до сих пор пойти дальше предварительной подготовки
отдельных частей. Поэтому я решил сделать опыт краткого, конспективного
изложения самых существенных, на мой взгляд, мыслей по данному вопросу.
Разумеется, конспективный характер изложения несет с собой много неудобств
и минусов. Но, может быть, для небольшой журнальной статьи окажется тем
не менее достижимой скромная цель: дать постановку вопроса и канву для
обсуждения его коммунистами разных стран.
1
Теоретически не подлежит сомнению, что между капитализмом и коммунизмом
лежит известный переходный период. Он не может не соединять в себе черты
или свойства обоих этих укладов общественного хозяйства. Этот переходный
период не может не быть периодом борьбы между умирающим капитализмом и
рождающимся коммунизмом; — или иными словами: между побежденным, но не
уничтоженным, капитализмом и родившимся, но совсем еще слабым, коммунизмом.
Не только для марксиста, но для всякого образованного человека, знакомого
так или иначе с теорией развития, необходимость целой исторической эпохи,
которая отличается этими чертами переходного периода, должна быть ясна
сама собою. И однако все рассуждения о переходе к социализму, которые
мы слышим от современных представителей мелкобуржуазной демократии (а
таковыми являются, вопреки своему якобы социалистическому ярлычку, все
представители II Интернационала, включая таких людей, как Макдональд и
Жан Лонге, Каутский и Фридрих Адлер), отличаются полным забвением этой
самоочевидной истины.
Мелкобуржуазным демократам свойственно отвращение к классовой борьбе,
мечтания о том, чтобы обойтись без нее, стремление сгладить и примирить,
притупить острые углы. Поэтому такие демократы либо отмахиваются от всякого
признания целой исторической полосы перехода от капитализма к коммунизму,
либо своей задачей считают выдумку планов примирения обеих борющихся сил
вместо того, чтобы руководить борьбой одной из этих сил.
2
В России диктатура пролетариата неизбежно должна отличаться некоторыми
особенностями по сравнению с передовыми странами вследствие очень большой
отсталости и мелкобуржуазности нашей страны. Но основные силы — и основные
формы общественного хозяйства — в России те же, как и в любой капиталистической
стране, так что особенности эти могут касаться только не самого главного.
Эти основные формы общественного хозяйства: капитализм, мелкое товарное
производство, коммунизм. Эти основные силы: буржуазия, мелкая буржуазия
(особенно крестьянство), пролетариат.
Экономика России в эпоху диктатуры пролетариата представляет из себя борьбу
первых шагов коммунистически объединенного, — в едином масштабе громадного
государства, — труда с мелким товарным производством и с сохраняющимся,
а равно с возрождающимся на его базе капитализмом.
Труд объединен в России коммунистически постольку, поскольку, во-первых,
отменена частная собственность на средства производства, и поскольку,
во-вторых, пролетарская государственная власть организует в общенациональном
масштабе крупное производство на государственной земле и в государственных
предприятиях, распределяет рабочие силы между разными отраслями хозяйства
и предприятиями, распределяет массовые количества принадлежащих государству
продуктов потребления между трудящимися.
Мы говорим о «первых шагах» коммунизма в России (как говорит это и наша
партийная программа, принятая в марте 1919 г.), ибо все эти условия осуществлены
у нас лишь частью, или иными словами: осуществление этих условий находится
лишь в начальной стадии. Сразу, одним революционным ударом, сделано то,
что вообще можно сделать сразу: например, в первый же день диктатуры пролетариата,
26 октября 1917 г. (8 ноября 1917 г.), отменена частная собственность
на землю, без вознаграждения крупных собственников, экспроприированы крупные
собственники земли.
В несколько месяцев экспроприированы, тоже без вознаграждения, почти все
крупные капиталисты, владельцы фабрик, заводов, акционерных предприятий,
банков, железных дорог и так далее. Государственная организация крупного
производства в промышленности, переход от «рабочего контроля» к «рабочему
управлению» фабриками, заводами, железными дорогами — это, в основных
и главнейших чертах, уже осуществлено, но по отношению к земледелию это
только-только начато («советские хозяйства», крупные хозяйства, организованные
рабочим государством на государственной земле). Равным образом только-только
начата организация различных форм товариществ мелких земледельцев, как
переход от мелкого товарного земледелия к коммунистическому *.
————————
* Число «советских хозяйств» и «земледельческих коммун» в Советской России
определяется приблизительно в 3536 и 1961; число земледельческих артелей
в 3696. Наше Центральное статистическое управление производит в настоящее
время точную перепись всех советских хозяйств и коммун. Итоги начнут поступать
в ноябре 1919 года.
————————
То же самое надо сказать про государственную организацию распределения
продуктов взамен частной торговли, т. е. государственную заготовку и доставку
хлеба в города, промышленных продуктов в деревню. Ниже будут приведены
имеющиеся по этому вопросу статистические данные.
Крестьянское хозяйство продолжает оставаться мелким товарным производством.
Здесь мы имеем чрезвычайно широкую и имеющую очень глубокие, очень прочные
корни, базу капитализма. На этой базе капитализм сохраняется и возрождается
вновь — в самой ожесточенной борьбе с коммунизмом. Формы этой борьбы:
мешочничество и спекуляция против государственной заготовки хлеба (а равно
и других продуктов), - вообще против государственного распределения продуктов.
3
Чтобы иллюстрировать эти абстрактные теоретические положения, приведем
конкретные данные.
Государственная заготовка хлеба в России, по данным Компрода (Народного
комиссариата продовольствия), с 1 августа 1917 г. по 1 августа 1918 г.
дала около 30 миллионов пудов. За следующий год — около 110 миллионов
пудов. За первые три месяца следующей (1919—1920) кампании заготовки,
видимо, достигнут цифры около 45 миллионов пудов против 37 миллионов пудов
за те же месяцы (август — октябрь) 1918 года.
Эти цифры ясно говорят о медленном, но неуклонном улучшении дел, в смысле
победы коммунизма над капитализмом. Это улучшение достигается несмотря
на неслыханные в мире трудности, причиняемые гражданской войной, которую
русские и заграничные капиталисты организуют, напрягая все силы могущественнейших
держав мира.
Поэтому, как бы ни лгали, ни клеветали буржуа всех стран и их прямые и
прикрытые пособники («социалисты» II Интернационала), остается несомненным:
с точки зрения основной экономической проблемы диктатуры пролетариата
у нас обеспечена победа коммунизма над капитализмом. Буржуазия всего мира
именно потому бешенствует и неистовствует против большевизма, организует
военные нашествия, заговоры и прочее против большевиков, что она превосходно
понимает неизбежность нашей победы в перестройке общественного хозяйства,
если нас не задавить военной силой. А задавить нас таким образом ей не
удается.
Насколько именно победили мы уже капитализм в тот краткий срок, который
был нам дан, и при тех невиданных в мире трудностях, при которых пришлось
действовать, видно из следующих итоговых цифр. Центральное статистическое
управление только что приготовило для печати данные о производстве и потреблении
хлебов не по всей Советской России, а по 26 губерниям ее.
Итоги получились такие:
26
губерний Советской России |
Население
(млн.)
|
Производство
хлеба (без семян и без кормов)
(млн.
пудов) |
Доставлено
хлеба:
(млн. пудов)
|
Всё
количество хлеба, коим располагало население (млн. пудов) |
Потребление
хлеба на 1 душу (пудов) |
Компродом |
Мешочниками |
Производящие
губернии |
Города
4,4
Села 28,6
|
—
625,4
|
20,9
—
|
20,6
—
|
41,5
481,8
|
9,5
16,9 |
Потребляющие
губернии |
Города
5,9 Села 13,8 |
—
114,0
|
20,0
12,1
|
20,0
27,8
|
40,0
151,4
|
6,8
11,0 |
Всего
(26 губерний) 52,7 |
739,4 |
53,0 |
68,4 |
714,7 |
13,6 |
Итак,
приблизительно половину хлеба городам дает Компрод, другую половину —
мешочники. Точное обследование питания городских рабочих в 1918 году дало
именно эту пропорцию. При этом за хлеб, доставленный государством, рабочий
платит в девять раз меньше, чем мешочникам. Спекулятивная цена
хлеба вдесятеро выше государственной цены. Так говорит точное
изучение рабочих бюджетов.
4
Приведенные данные, если хорошенько вдуматься в них, дают точный материал,
рисующий все основные черты современной экономики России.
Трудящиеся освобождены от вековых угнетателей и эксплуататоров, помещиков
и капиталистов. Этот шаг вперед действительной свободы и действительного
равенства, шаг, по величине его, по размерам, по быстроте невиданный в
мире, не учитывается сторонниками буржуазии (в том числе мелкобуржуазными
демократами), которые говорят о свободе и равенстве в смысле парламентарной
буржуазной демократии, облыжно объявляя ее «демократией» вообще или «чистой
демократией» (Каутский).
Но трудящиеся учитывают именно действительное равенство, действительную
свободу (свободу от помещиков и от капиталистов) и потому так прочно стоят
за Советскую власть.
В крестьянской стране первыми выиграли, больше всего выиграли, сразу выиграли
от диктатуры пролетариата крестьяне вообще. Крестьянин голодал в России
при помещиках и капиталистах. Крестьянин никогда еще, в течение долгих
веков нашей истории, не имел возможности работать на себя: он голодал,
отдавая сотни миллионов пудов хлеба капиталистам, в города и за границу.
Впервые при диктатуре пролетариата крестьянин работал на себя
и питался лучше горожанина. Впервые крестьянин увидал свободу
на деле: свободу есть свой хлеб, свободу от голода. Равенство при распределении
земли установилось, как известно, максимальное: в громадном большинстве
случаев крестьяне делят землю «по едокам».
Социализм есть уничтожение классов.
Чтобы уничтожить классы, надо, во-первых, свергнуть помещиков и капиталистов.
Эту часть задачи мы выполнили, но это только часть и притом не
самая трудная. Чтобы уничтожить классы, надо, во-вторых, уничтожить разницу
между рабочим и крестьянином, сделать всех — работниками. Этого
нельзя сделать сразу. Это — задача несравненно более трудная и в силу
необходимости длительная. Это — задача, которую нельзя решить свержением
какого бы то ни было класса.
Ее можно решить только организационной перестройкой всего общественного
хозяйства, переходом от единичного, обособленного, мелкого товарного хозяйства
к общественному крупному хозяйству. Такой переход по необходимости чрезвычайно
длителен. Такой переход можно только замедлить и затруднить торопливыми
и неосторожными административными и законодательными мерами. Ускорить
этот переход можно только такой помощью крестьянину, которая бы давала
ему возможность в громадных размерах улучшить всю земледельческую технику,
преобразовать ее в корне.
Чтобы решить вторую, труднейшую, часть задачи, пролетариат, победивший
буржуазию, должен неуклонно вести следующую основную линию своей политики
по отношению к крестьянству: пролетариат должен разделять, разграничивать
крестьянина трудящегося от крестьянина собственника, — крестьянина работника
от крестьянина торгаша, — крестьянина труженика от крестьянина спекулянта.
В этом разграничении вся суть социализма.
И неудивительно, что социалисты на словах, мелкобуржуазные демократы на
деле (Мартовы и Черновы, Каутские и К°) этой сути социализма не понимают.
Разграничение, указанное здесь, очень трудно, ибо в живой жизни все свойства
«крестьянина», как они ни различны, как они ни противоречивы, слиты в
одно целое. Но все же разграничение возможно и не только возможно, но
оно неизбежно вытекает из условий крестьянского хозяйства и крестьянской
жизни. Крестьянина трудящегося веками угнетали помещики, капиталисты,
торгаши, спекулянты и их государство, включая самые демократические
буржуазные республики.
Крестьянин трудящийся воспитал в себе ненависть и вражду к этим угнетателям
и эксплуататорам в течение веков, а это «воспитание», данное жизнью, заставляет
крестьянина искать союза с рабочим против капиталиста, против спекулянта,
против торгаша, А в то же самое время экономическая обстановка, обстановка
товарного хозяйства, неизбежно делает крестьянина (не всегда, но в громадном
большинстве случаев) торгашом и спекулянтом.
Приведенные нами выше статистические данные показывают наглядно разницу
между крестьянином трудящимся и крестьянином спекулянтом. Вот тот крестьянин,
который дал в 1918—1919 году голодным рабочим городов 40 миллионов пудов
хлеба по твердым, государственным, ценам, в руки государственных органов,
несмотря на все недостатки этих органов, прекрасно сознаваемые рабочим
правительством, но не устранимые в первый период перехода к социализму,
вот этот крестьянин есть крестьянин трудящийся, полноправный товарищ социалиста-рабочего,
надежнейший союзник его, родной брат в борьбе против ига капитала.
А вот тот крестьянин, который продал из-под полы 40 миллионов пудов хлеба
по цене вдесятеро более высокой, чем государственная, используя нужду
и голод городского рабочего, надувая государство, усиливая и порождая
всюду обман, грабеж, мошеннические проделки, вот тот крестьянин есть спекулянт,
союзник капиталиста, есть классовый враг рабочего, есть эксплуататор.
Ибо иметь излишки хлеба, собранного с общегосударственной земли при помощи
орудий, в создание которых вложен так или иначе труд не только крестьянина,
но и рабочего и так далее, иметь излишки хлеба и спекулировать ими, значит
быть эксплуататором голодного рабочего.
Вы — нарушители свободы, равенства, демократии — кричат нам со всех сторон,
указывая на неравенство рабочего и крестьянина в нашей Конституции, на
разгон учредилки, на насильственное отобрание излишков хлеба и т. п. Мы
отвечаем: не было в мире государства, которое бы так много сделало для
устранения того фактического неравенства, той фактической несвободы, от
которых веками страдал крестьянин труженик. Но с крестьянином спекулянтом
мы никогда не признаем равенства, как не признаем «равенства» эксплуататора
с эксплуатируемым, сытого с голодным, «свободы» первого грабить второго.
И с теми образованными людьми, которые не хотят понять этой разницы, мы
будем обращаться как с белогвардейцами, хотя бы эти люди назывались демократами,
социалистами, интернационалистами, Каутскими, Черновыми, Мартовыми.
5
Социализм есть уничтожение классов. Диктатура пролетариата сделала для
этого уничтожения все, что могла. Но сразу уничтожить классы нельзя.
И классы остались и останутся в течение эпохи диктатуры
пролетариата. Диктатура будет ненужна, когда исчезнут классы. Они не исчезнут
без диктатуры пролетариата.
Классы остались, но каждый видоизменился в эпоху диктатуры пролетариата;
изменилось и их взаимоотношение. Классовая борьба не исчезает при диктатуре
пролетариата, а лишь принимает иные формы.
Пролетариат был при капитализме классом угнетенным, классом, лишенным
всякой собственности на средства производства, классом, который один только
был непосредственно и всецело противопоставлен буржуазии и потому один
только способен был быть революционным до конца. Пролетариат стал, свергнув
буржуазию и завоевав политическую власть, господствующим классом:
он держит в руках государственную власть, он распоряжается обобществленными
уже средствами производства, он руководит колеблющимися, промежуточными
элементами и классами, он подавляет возросшую энергию сопротивления эксплуататоров.
Все это — особые задачи классовой борьбы, задачи, которых раньше
пролетариат не ставил и не мог ставить.
Класс эксплуататоров, помещиков и капиталистов, не исчез и не может сразу
исчезнуть при диктатуре пролетариата. Эксплуататоры разбиты, но не уничтожены.
У них осталась международная база, международный капитал, отделением коего
они являются. У них остались частью некоторые средства производства, остались
деньги, остались громадные общественные связи. Энергия сопротивления их
возросла, именно вследствие их поражения, в сотни и в тысячи раз. «Искусство»
государственного, военного, экономического управления дает им перевес
очень и очень большой, так что их значение несравненно больше, чем доля
их в общем числе населения.
Классовая борьба свергнутых эксплуататоров против победившего авангарда
эксплуатируемых, т. е. против пролетариата, стала неизмеримо более ожесточенной.
И это не может быть иначе, если говорить о революции, если не подменять
этого понятия (как делают все герои II Интернационала) реформистскими
иллюзиями.
Наконец, крестьянство, как и всякая мелкая буржуазия вообще, занимает
и при диктатуре пролетариата среднее, промежуточное положение: с одной
стороны, это — довольно значительная (а в отсталой России громадная) масса
трудящихся, объединяемая общим интересом трудящихся освободиться от помещика
и капиталиста; с другой стороны, это — обособленные мелкие хозяева, собственники
и торговцы. Такое экономическое положение неизбежно вызывает колебания
между пролетариатом и буржуазией. А при обостренной борьбе между этими
последними, при невероятно крутой ломке всех общественных отношений, при
наибольшей привычке к старому, рутинному, неизменяемому со стороны именно
крестьян и мелких буржуа вообще, естественно, что мы неизбежно будем наблюдать
среди них переходы от одной стороны к другой, колебания, повороты, неуверенность
и т. д.
По отношению к этому классу — или к этим общественным элементам — задача
пролетариата состоит в руководстве, в борьбе за влияние на него. Вести
за собой колеблющихся, неустойчивых — вот что должен делать пролетариат.
Если мы сопоставим вместе все основные силы или классы и их видоизмененное
диктатурой пролетариата взаимоотношение, мы увидим, какой безграничной
теоретической нелепостью, каким тупоумием является ходячее, мелкобуржуазное
представление о переходе к социализму «через демократию» вообще, которое
мы видим у всех представителей II Интернационала. Унаследованный от буржуазии
предрассудок насчет безусловного, внеклассового содержания «демократии»
— вот основа этой ошибки. На самом же деле и демократия переходит в совершенно
новую фазу при диктатуре пролетариата, и классовая борьба поднимается
на более высокую ступень, подчиняя себе все и всякие формы.
Общие фразы о свободе, равенстве, демократии на деле равносильны слепому
повторению понятий, являющихся слепком с отношений товарного производства.
Посредством этих общих фраз решать конкретные задачи диктатуры пролетариата
значит переходить, по всей линии, на теоретическую, принципиальную позицию
буржуазии. С точки зрения пролетариата, вопрос становится только так:
свобода от угнетения каким классом? равенство какого класса с каким? демократия
на почве частной собственности или на базе борьбы за отмену частной собственности?
и т. д.
Энгельс давно разъяснил в «Анти-Дюринге», что понятие равенства, будучи
слепком с отношений товарного производства, превращается в предрассудок,
если не понимать равенства в смысле уничтожения классов. Эту
азбучную истину об отличии буржуазно-демократического и социалистического
понятия равенства постоянно забывают. А если не забывать ее, то становится
очевидным, что пролетариат, свергнувший буржуазию, делает этим самый решительный
шаг к уничтожению классов и что для довершения этого пролетариат должен
продолжать свою классовую борьбу, используя аппарат государственной власти
и применяя различные приемы борьбы, влияния, воздействия по отношению
к свергнутой буржуазии и по отношению к колеблющейся мелкой буржуазии.
(Продолжение следует *.) 30. X. 1919.
——————
* Статья не была закончена
——————
|