|
В мае этого года левые радикалы всего
мира отмечали 35-летие французской революции, более известной как Красный
Май. Сотни тысяч студентов и рабочих, полных решимости свергнуть капитализм,
наводнили в те памятные майские дни улицы французских городов, строили
баррикады, дрались с полицией, устраивали забастовки. Несмотря на то,
что Красный Май 1968-го потерпел поражение, это историческое событие является
культовым для бунтарей всего мира, праздником восстания против звериных
порядков капитализма и жизненных устоев старого, насквозь прогнившего
патриархального мира. Вынесем для себя уроки этого исторического события,
ибо опыт Красного Мая пригодится нам в БУДУЩИХ РЕВОЛЮЦИЯХ XXI ВЕКА!
РОСТ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ
Послевоенные десятилетия во Франции, предшествующие революции 1968 года,
были отмечены стабильным ростом экономики, и как следствие, низким уровнем
безработицы (т.е. большим количеством рабочего класса) и даже нехваткой
квалифицированной рабочей силы. Но несмотря на упорный экономический рост,
в обществе назревали крупные противоречия, связанные с недовольством народных
масс реакционным режимом Де Голля, опирающимся на вооруженные структуры,
нерешенный вопрос с образованием, «проблемой» иммигрантов и драконовскими
порядками на предприятиях.
Эти острейшие противоречия, как джин из бутылки общественного терпения,
вырвались наружу в майские дни 1968го. Столкновение враждующих классов
разразилось неожиданно. В то время мировой капитализм самозабвенно пожинал
плоды неслыханного экономического роста, осуществляемого посредством жестокой
эксплуатации рабочих и лишения иммигрантов элементарных жизненных условий.
Рост во Франции начался несколько позже, чем в других странах Европы,
с приходом к власти генерала Шарля Де Голля в 1958 г. К 1968 г. экономический
рост достиг 5%. Но эти процессы не могли быть вечными, и влекли за собой
углубление классовых противоречий.
Фундамент блистательного бума к началу 1960-х годов был подъеден серьезной
ржавчиной. Быстрая экспансия французских товаров на мировой рынок привела
к 45% инфляции за десять лет, рост цен усилился особенно к 1968 году.
С 1960 г. число безработных выросло на 70% (причем четверть из них составляли
выпускники школ, ВУЗов и студенты, не закончившие учебу). Урезались и
без того скудные вложения в здравоохранение и соц. обеспечение. Детская
смертность была выше, чем в других европейских странах.
3 миллиона парижан жили в домах без удобств, половина жилья не была оснащена
канализацией. На заводах практиковались сверхурочные, часто при сохранении
низкой зарплаты. 6 миллионов жили за чертой бедности. До войны правительством
Народного Фронта в 1936 г. была введена 40-часовая рабочая неделя, но
к середине 1960-х она была уже по 45 часов и больше. Условия жизни иммигрантов
были не лучше чем в «третьем мире». Если же кто-то не желал мирится с
этим, работодатели легко избавлялись от них, лишая с помощью полиции разрешения
работать в стране. Заводские общежития были переполнены, люди жили в антисанитарных
условиях под тяжестью фашистской дисциплины — никаких гостей, никаких
газет и даже никаких разговоров за едой!
Все это прекрасно объясняет, почему Франция взорвалась, как пороховая
бочка. Форсирование темпов индустриализации привело к высокой концентрации
рабочей силы на местах. Капитализм породил собственных могильщиков.
ШТУРМ НЕБА
После долгих месяцев брожения и время от времени вспыхивающих конфликтов,
революция разразилась как гром среди ясного неба. В самые первые майские
дни стачечная борьба, развернутая рабочими различных предприятий, усиливается
и радикализируется.
1 мая сто тысяч человек вышли на улицы Парижа, чтобы отметить праздник
солидарности трудящихся. Поднимая кулаки, молодежь скандировала: «Работу
молодежи!». В демонстрации участвовали рабочие самых разных отраслей.
Повсюду провозглашались требования 40-часовой рабочей недели, профсоюзных
прав и отмены последнего постановления об отмене социального обеспечения.
З мая типографские рабочие выступили с угрозой забастовки. Водители парижских
автобусов провели спонтанную забастовку против увеличения рабочего дня,
в результате в одном из предместий курсировали 10 машин вместо 180. 5
мая 569 работников покинули цеха сахарного завода. 6 мая о своей готовности
вступить в стачечную борьбу заявляют водители такси и почтовые работники.
На следующий день профсоюзы полицейских (!) обсуждают требования и предлагают
провести акцию 1 июня. На Корсике начинают захват предприятий молодые
сельхоз-рабочие. Грозятся забастовкой авиадиспетчеры. На автозаводе Берлье
бастующие в течение 24-часов отстаивают выплату надбавок. Свои требования
обсуждают профсоюзы металлургов Гортени, бастующие уже месяц, и блокируют
в течение часа одну из общегосударственных магистралей. В руках забастовщиков
— литейный завод; швейная фабрика занята работницами на недельный срок.
На западе Франции в демонстрациях участвовали энергетики, транспортники,
машиностроители, рыбаки, почтовые работники, строители, учителя, учащиеся
школ. 8 мая в демонстрациях приняли участие: в Бресте — 30 тыс. чел.,
в Кемпере —20 тыс., в Руане — 10 тыс., в Сан Бриек впервые с момента освобождения
прошла 10-тысячная демонстрация, в Морле на улицы вышли 12 тыс., в Анжье
с Нанте — 20 тыс., в Ле Маже — 10 тыс.
Мощная волна рабочего движения подхватила и закружила в своем потоке лидеров
различных партий и профсоюзов. Поведение властей – администраций университетов,
министров, полиции только накаляло обстановку, усиливало гнев и возмущение.
Особо стоит отметить полицию, славящуюся своим фашизмом и зверским поведением
по отношению к протестующим. Полиция кишела реакционными элементами, питавшими
ненависть к передовой интеллигенции, коммунистам, профсоюзным деятелям,
— всем кто по их мнению «продал Францию и ее колонии». Среди полиции процветал
расизм, проявляющийся в жестоких преследованиях индокитайцев и алжирцев
во время кровавых расправ с демонстрациями иммигрантов в Париже.
После прихода в 1958 году к власти Де Голля, в парижской префектуре были
созданы секретные «комитеты общественной безопасности». Также особыми
зверствами отличались подразделения полувоенной-полунезависимой организации
— Служба Гражданского Действия (СГД), учрежденной голлистской партией.
Члены СГД требовали выдать им шлемы и дубинки, чтобы участвовать в штурме
баррикад на стороне полиции и неонацистов.
Гнев и возмущение, постепенно накапливающиеся во французском обществе,
вызывались в значительной степени действиями государственной машины подавления.
Ни один слой населения не остался незадетым репрессиями. Поведение правительства,
отвратительная деголлевская манера игнорировать кризис, сам казарменный
язык Де Голля, — все это подтолкнуло людей открыто выразить свое негодование,
вынашиваемое в течении долгих лет произвола и «личной власти».
Наряду с рабочим классом одну из ведущих ролей в революции 1968 г. играли
студенты и школьники. Еще в начале 1960-х годов французские студенты были
вовлечены в большое движение против войны в Алжире. Не менее решительно
они поддержали борьбу за независимость Вьетнама.
В начале 1968 г. студенты заявили о себе требованиями отменить многочисленные
ограничения и устаревшие правила в системе образования. Этот протест перерос
в открытые столкновения с полицией на улицах университетских городков.
Каждый удар полиции усиливал гнев и решительность учащейся молодежи. 6
мая полиция жестоко расправилась с 60-тысячной демонстрацией студентов
в Латинском квартале Парижа. Защищаясь, студенты принялись возводить баррикады
из всего, что попадалось под руку.
Отступления полиции всегда сопровождались бурными аплодисментами зрителей
на балконах. Парижане снабжали демонстрантов продуктами и радиоприемниками,
прятали их в своих квартирах.
Единовременный порыв рабочего и студенческого движения привел к еще более
быстрому росту массовых выступлений.
Продажные лидеры профсоюзов, славящиеся своим оппортунизмом, под давлением
низов решились-таки на однодневную забастовку. Они рассчитывали, что 24-часовая
забастовка выплеснет основное возмущение и жизнь вернется на круги своя.
Французские профсоюзные лидеры часто проводили такие акции, нацеленные
на рассеивание и расслабление энергии рабочего класса в момент его готовности
к серьезной борьбе.
Но, несмотря на ухищрения социал-приспешников из проревизионистских профсоюзов,
всеобщая забастовка 13 мая не ограничилась 24 часами. Она обратилась в
грандиозную демонстрацию рабочей солидарности и оказала огромное влияние
на сознательность пролетарских масс. Представьте себе, в этот день на
улицы Парижа вышел 1 миллион человек, в Марселе — 50 тысяч, Тулузе — 40
тысяч, Бордо — 50 тысяч, Лионе — 60 тысяч.
В Париже демонстрация достигла такого масштаба, что полиция вынуждена
была стоять в сторонке. Знамена призывали: «Студенты, рабочие и учителя
— объединяйтесь!» Повсюду реяли красные флаги и раздавалось пение Интернационала.
Эта грандиозная акция помогла рабочим осознать всю мощь и неодолимость
их силы.
Генеральная Ассамблея сорбонских повстанцев еженочно собирала в здании
амфитеатра более 5 тысяч человек. В скором времени почти все французские
университеты были в руках студентов. Студенты проявляли чудеса мужества
и находчивости. Они организовывали спецбригады по строительству баррикад,
для оказания помощи раненым, для перевозки почты на мотоциклах с красными
флагами и т.д.
«Железные батальоны» промышленного пролетариата в это время были готовы
уже вступить в бой и увлечь за собой новые слои общества, еще не имеющие
опыта борьбы. Студенчество же, наряду с интеллигенцией совершили уже предварительный
маневр, проделали первую брешь в рядах противника, но довести дело до
окончательной победы невозможно без армии пролетариата.
После участия в акции 13 мая рабочие находились под сильным впечатлением
от всего произошедшего и, спустя несколько дней, а в некоторых случаях
и несколько часов, снова вступили в сражение, оспаривая право на управление
страной.
Де Голль в это время не делал никаких заявлений, и деморализованный происходящим,
не знал, что делать. Однако он, тем не менее, решает не откладывать уже
запланированный официальный визит в Румынию — как будто ничего не случилось.
Незадолго до этого Де Голль назвал Советский Союз (изрядно изъеденный
к тому времени червями хрущевского ревизионизма и брежневского социал-империализма)
«оплотом Европы». Видимо, они с румынским лидером Чаушеску, успокоят друг
друга перед опасностью бури, которая могла бы смести с лица земли как
одного, так и другого.
Всеобщая забастовка продвинулась далеко вперед еще до возвращения Де Голля
во Францию. Студенческие выступления и массовые демонстрации рабочих прорвали
плотину: движение начато и его уже не остановить. 15 мая забастовки и
занятия рабочими предприятий охватили автозаводы «Рено», судоверфи, больницы,
а также национальный центр «Одеон».
Повсюду реяли красные флаги. На ремонтном заводе аэропорта Орли-Нор ежедневно
проходили митинги и совещания забастовочного комитета, собирающие каждое
утро по нес-колько тысяч человек. Соблюдалась строжайшая дисциплина, необходимость
которой все понимали, а за оборудованием смотрели даже лучше, чем обычно.
К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, Велдансе, на юге Франции прервал
свой маршрут Трансьевронейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники
осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные
службы функционировали только с разрешения бастующих.
ПЛОДЫ РЕВОЛЮЦИИ
Премьер-министр Франции Помпиду в своем выступлении по телевидению заявил:
студентам не стоит слушаться агитаторов, а гражданам — поддаваться анархии.
Но на заводах не было анархии. Там царили спокойствие и порядок. Взятые
под рабочий контроль заводы превратились отнюдь не в анархические скопища
бездельников, а в своего рода цитадели большевизма.
Помпиду остался в одиночестве «Де Голль в Румынии возглавил правительство
в изгнании», — шутили парижане. Словно призрак, вернувшись на родину 19
мая, Де Голль оказался жалким узником Елисейского дворца. В стране постепенно
стали создаваться ячейки новой пролетарской власти — комитеты действия.
По сути, сложилось двоевластие. С одной стороны — деморализованная и ненавистная
старая государственная машина, которую осталось только, выражаясь словами
Ленина, разбить. С другой стороны — зародившиеся в боях органы рабочего,
крестьянского и студенческого самоуправления — ячейки маячащей на горизонте
пролетарской демократии.
Сотни комитетов действия самых разных предприятий, учреждений, университетов,
школ, кварталов почувствовали необходимость сотрудничества и потянулись
друг к другу. Например, в департаменте Луар Атлантик рабочие, крестьяне
и студенты все свои решения принимали сообща. В центре департамента —
Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля
за движением транспорта на въездах и выездах из города.
Дорожные блок-посты, сооруженные для этой цели транспортными рабочими,
действовали с помощью школьников. Это желание людей установить свой порядок
было настолько непреодолимо, что городским властям и полиции пришлось
закрыть глаза и покорно отступить. На одном из заводов ничем не спрово-цированная
атака полиции, грозящая немину-емыми жертвами, закончилась… братанием.
Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов
продовольствием и организацию различных торговых точек в школах. Рабочие
и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать
картофель.
Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), новые революционные
власти снизили розничные цены: литр молока и килограмм моркови стоили
теперь 50 сантимов, вместо 80-ти, а килограмм картофеля — 12 вместо 70-ти.
Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные
купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих.
Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией.
Обеспечили регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства.
Крестьяне, в свою очередь, приехали в Кант, чтобы плечом к плечу шагать
по улицам с рабочими и студентами.
Реальные улучшения жизни угнетенных капитализмом масс были убедительнее
самой красноречивой политической речи.
Когда рабочий класс, распрямив спину, встал во весь рост, подняв свои
миллионные батальоны на классовую борьбу, становится ясно, кто обладает
в обществе настоящей и несокрушимой силой, тогда приходят в движение самые
широкие слои населения. Вступившие в борьбу фермеры выступили с решительными
требованиями, подкрепив их действиями.
Все новые склады и поместья переходят в руки бастующих. Юристы организо-вали
свои акции. Их, как и всех госслужащих, волновал вопрос о своей роли,
если таковая найдется в социалистическом обществе. 200 хранителей музеев
съехались со всей страны, чтобы обсудить вопрос о роли музеев в обществе,
а их подчиненные, увлеченные всеобщим порывом об-новления страны, принялись
за критический пересмотр старомодного, неэффективного, чересчур централизованного
управления музеями.
Архитекторы и градостроители поверили в скорое осуществление своей сокровенной
мечты — в то, что их таланты и способности будут служить всему обществу,
а не богатому меньшеству. Больницы переходили на самоуправление, в них
избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер
и санитаров.
Подобно тому, как оросивший пустыню ливень вызывает бурный рост и цветение
экзотических растений, революция готовит расцвет самых причудливых и заманчиво-прекрасных
идей в области изобразительного искусства, музыки и литературы. Становятся
видны контуры того, как может расцвести культура, если будут разбиты оковы,
подчиняющие всё капиталистической наживе.
Группа литераторов захватила штаб-квартиру Общества писателей. Общее собрание
новорожденного профсоюза писателей поставило на повестку дня вопрос «о
статусе писателя в социалистическом обществе». Кинематографисты выработали
целую программу обновления кинопромышленности. Изложенные в ней принципы
шли в русле плановой социалистической экономики. Художники наполняли свои
работы социальным смыслом и выставляли их в огромных галереях — цехах
авто- и авиазаводов. Актеры выезжали со спектаклями на бастующих заводы.
Оперные певцы требовали самостоятельно контролировать свой жанр.
Это был незабываемый для всех опыт, когда жесткие рамки жизни в капиталистическом
обществе казалось навеки разорваны, когда людьми овладел общий дух осуждения
капиталистических порядков, царивших в обществе.
РЕВИЗИОНИСТЫ — ПРИСПЕШНИКИ РЕАКЦИИ И ДУШИТЕЛИ РЕВОЛЮЦИИ. УРОКИ
ПОРАЖЕНИЯ
Как закончились события во Франции 1968-го? Если бы всеобщая забастовка
развернулась в полную силу, победа революции стала бы неизбежной не только
во Франции, но и во всей Европе. Как бы странно не показалось, основной
причиной поражения революции 1968-го стала нерешительность лидеров рабочего
движения идти до победного конца. И главную роль здесь сыграла капитулянтская
позиция самой влиятельной в среде рабочего класса Французской Коммунистической
Партии (ФКП).
«Известно, как сложилась судьба Французской Коммунистической Партии, она
решительно встала на ревизионистский путь. Она изменила марксизму-ленинизму,
нюансированно проводила и проводит хрущевско-брежневскую линию» (Э. Ходжа).
С самого начала массовых выступлений ФКП и верхушка подконтрольных ей
профсоюзов (Всеобщая Конфедерация Труда — ВКТ) в один голос с официальной
политикой социал-империалистического СССР осудили бунтарей, заявив о том,
что “леваки, анархисты и псевдореволюционеры” мешают студентам сдавать
экзамены!
И только к 11 мая ФКП «поняла ситуацию», призвав рабочих к однодневной
забастовке солидарности со студентами под лозунгом «Конец репрессиям!»,
а к концу месяца власть «валялась под ногами». Однако “традиционные коммунисты”
(точнее их верхушка, нечто вроде КПРФ) отказались от решительных действий,
считая ситуацию в стране «предреволюционной».
Лидеры профсоюзов и компартии, призвав к однодневной забастовке 13 мая,
рассчитывали, что она «выплеснет основное возмущение, «спустит пар» недовольства,
и жизнь вернется на круги своя. Однако, как мы видели, этого не произошло
и всеобщая забастовка 13 мая не ограничилась 24-мя часами.
Французские профсоюзные лидеры в то время частенько грешили своими намерениями
рассеять и распылить силы рабочего класса в момент его готовности к серьезным
классовым битвам. Складывающаяся в стране обстановка все более неотложно
требовала от партийных и профсоюзных лидеров рабочего класса четко скоординированной
боевой, революционной программы действий.
Вместо этого ревизионистская верхушка компартии и профсоюзов тянула резину
и сковывала действия своими демагогическими заявлениями. Генсек ВКТ Жорж
Сеги вообще заявил рабочим «Рено»: «Любой призыв к восстанию может изменить
характер вашей забастовки»! Эти слова были направлены на то, чтобы остудить
раскаленную докрасна сталь классовой борьбы. Премьер-министр Помпиду в
своих выступлениях высказывался примерно в том же духе, что и ревизионисты,
призывая к «спокойствию».
Майское движение 1968-го трактовалось ревизионистами сугубо как борьба
за повышение заработной платы и улучшение условий труда, признавая только
экономическую борьбу. Но ведь экономическая борьба не принесет полного
успеха, если она не сопряжена с социалистическим переустройством мира.
Не организовав революционную борьбу рабочих в единый антикапиталистический
порыв, ревизионисты загасили очередную волну всеочищающего пламени социалистической
революции.
Несмотря на заверения ФКП, революционная ситуация во Франции 1968-го сложилась.
Во-первых, правящий класс, столкнувшись лицом к лицу с всеобщим протестным
движением, был парализован и в силу этого расколот на различные группировки.
Во-вторых, выступления пролетариата подняли на борьбу средние слои, в
рядах которых началось брожение. В-третьих, рабочий класс был настроен
вполне решительно. Он искал выход из кризиса самыми радикальными, революционными
(а значит самыми верными!) методами. И в-четвертых, у рабочих была широкая
и разветвленная сеть своих организаций, а так же влиятельная компартия.
Т.о. все четыре фактора победы революции вроде бы были налицо. Однако
именно четвертый и, основополагающий фактор, был не вполне реальным. Профсоюзы
и компартия имели влияние, но не организовали борьбу за социализм. Они
ограничились экономизмом, охлаждая тем самым накал борьбы, необходимый
для полной победы.
Промосковским ревизионистам не нужна была революция, у них в общем и без
того было неплохое положение: места в парламенте, формальная легальность,
признание в массах. Одна из газет писала: «Кремль меньше всего хочет революции
во Франции, которая лишила бы Россию значительной поддержки, исходящей
от внешней политики генерал Де Голля.
Итак, вернемся к майским событиям. Разгар выступлений. Правительство в
ауте. Де Голль, парализованный событиями, выступил по радио с речью, в
которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом
ничтожна. Но все что он мог «предложить», это референдум о «формах участия»
простых людей в управлении.
Политика «уступок и примирения» со сто-роны правящего класса не смогла
рассеять волну народного протеста. Убедившись в «серьезности» намерений
угнетенных масс с одной стороны и в нерешительности рабочих лидеров —
с другой, правительство решило вернуться к своей обычной тактике.
Результат: ночь на 25 мая закончилась, как «кровавая пятница»; ночь полицейского
насилия во многих городах. На фоне развернувшейся трагедии ревизионисты
и подконтрольная им верхушка профсоюзов, проявив свою оппортунистическую
сущность, пошли на соглашение с правительством. В это время на улице Гренель
проходила «решающая встреча». Казалось, что профсоюзные лидеры и члены
правительства — единственные, кто хочет, чтобы волнения прекратились,
и движение сошло на нет.
В такой ситуации даже самый последний дилетант мог бы договорится с правительством
на самых выгодных условиях. Революционная угроза, нависшая над капиталистами,
позволила выбить таких уступок, которых невозможно было добиться за долгие
годы споров и переговоров. Класс, оказавшийся перед лицом своей гибели,
достанет последнее из своих запасов, чтобы умиротворить врага и выиграть
время, а потом, когда буря стихнет и противник покинет поле битвы, найдет
возможность возместить убытки.
Добившись уступок, ревизионисты «добились» и спада движения, и дальнейшего
наступления реакции, укрепления капитализма, и т.д. В результате Де Голль
заявил, что «референдума не будет», распустил парламент и назначил новые
выборы, на которые рванули и «коммунисты».
КОРОТКИЕ ВЫВОДЫ
Почему же Красный Май потерпел поражение? Наверное, стоит сначала поставить
вопрос, почему же рабочие пошли за ревизионистами. Ответ кроется во влиянии
хрущевско-брежневского ревизионизма в среде международного рабочего движения
того времени. Рабочие видели мощь и пример в СССР. Но после смерти Сталина
СССР стал оплотом оппортунизма, развязанного кликами Хрущева и Брежнева.
Рабочие не понимали суть внутриполитических процессов в СССР и просоветских
государствах. Для них был конкретный пример высшей свободы и справедливости
- именно тот «социализм», который существовал в этих странах. К большому
сожалению, именно ревизионизм Хрущева-Брежнева стал главенствовать во
многих крупных и влиятельных компартиях Европы, да и, пожалуй, большинства
стран мира. А ревизионизм, как мы уже убедились — главная причина всех
поражений рабочего класса.
|
