В дали дальней, в станице Каргинской, поселившись с родителями, он быстро сдружился со сверстниками. И хотя был среди них самым малым по росту и тихим, но вскоре стал приметен стойкостью в спорах, своим взглядом на всё окружающее.

По словам старожилов, в 1919 году, когда белогвардейские дивизии рвались к Воронежу и газеты белых захлебывались от ликования, тихий юнец по военным сводкам с фронтов на карте мог столь проницательно объяснить неминуемый разгром контрреволюции и победу красных, что у сверстников дух захватывало. Друзьям, пооткровенничав, показал, что под рубашкой он уже не носит креста, доказывал прямо по Евангелию, что, мол, Иисуса Христа и бога нет!

Всё это, конечно, говорилось полушёпотом, но сверстниками в далекой глуши воспринималось как сотрясение тверди земли. И его шёпот молва потом докатывала до богачей уже как гром средь ясного неба! Крестясь, кулаки в ужасе шипели:

«Большевик в станице завёлся!» Надо полагать, что это не без их указки белогвардейцы однажды намеревались расправиться с юнцом. А им был Михаил Шолохов. Тогда же они избили его мать, допытываясь, где сын. «Они искали меня как большевика»,— рассказывал об этом Михаил Александрович.

А каково было его столкновение с Махно? Продработник Каргинского ревкома Михаил Шолохов вёл обоз с хлебом. Его перехватила разведка махновцев. Привели к атаману, который с костылями сидел в тачанке. Тут же, при толпе хуторян, на допросе юный Шолохов отвечал дерзко и решительно. Куда девалась его застенчивость!.. Предание гласит, что на вопрос Махно: «Где в казачьих амбарах хранится семенной овёс?»— Шолохов ответил: «Где овёс?.. Ты что, на Дону хочешь, не сеявши, жаты? А знаешь поговорку: поехал за шерстью, гляди, вернёшься остриженным?..» Махно рассвирепел, но хуторская толпа казаков, женщин и казаки-фурщики (у которых махновцы забрали пшеницу) вступились за сорванца. И Махно смилостивился, твёрдо пообещав ему при второй встрече виселицу!

С командиром эскадрона Фоминым в Базках жили они в одном курене. За одним столом обедали. Порой спорили. О политике. О власти. О земле: надо ли её дать иногородним? И всегда юный продработник Шолохов так быстро ставил комэска в угол, что Фомин в отчаянии вопил: «Ничему не верю! Анархия — мать порядка!..» И всё норовил внушить продработнику идею: «Попридержать бы хлеб в закромах». Шолохов ему твердил своё: «Нет! Надо поделиться хлебом Дона с голодной Россией!» На том и разошлись... Тут вскоре Фомина с эскадроном перевели в Вёшки, а Шолохова отозвали в Каргинскую. Потом Фомин ушёл в банду, а Шолохов—в ЧОН...

Не принимали его в Каргинскую часть особого назначения: уж очень был мал ростом и не вышел по годам — всего 15. Не подходил! Но случай помог, рассказывал мне Михаил Александрович при встрече 11 апреля 1982 года. Довелось ему по заданию ревкома отвезти срочный пакет в округ — в станицу Вёшенскую, председателю окрисполкома Михаилу Петровичу Мошкарову... Привёз. Вручил ему в руки. А в кабинете его людно, накурено. Шумят, разговоры. И у всех на устах: хлеб, хлеб, хлеб... И банды: Мелехова, Кондратьева, Фомина... В те дни окружком мобилизовал коммунистов в ЧОН... Мошкаров, прочитав донесение, спросил Шолохова: как дела у них, в Каргинской? Дежурят ли по ночам чоновцы в ревкоме? «А сколько там всего-то в отряде чоновцев?» — спросил военком, сидевший рядом с председателем. «Да душ двадцать будет», — ответил Шолохов. «Что ж так мало?! — поинтересовался Мошкаров. — А ты чоновец?» — «Нет, — ответил, краснея, Шолохов. — Хотел вступить, да отказали: недорос, мол...» — «А ты можешь вступить добровольцем, — сказал Мошкаров. — Советская власть тебе люба-дорога?» — «А как же!» — ответил Шолохов и, чтобы казаться солиднее, привстал на пальцах. А Мошкаров всё допрашивал: «В седле сидишь крепко? Шашкой владеешь?»— «Как подобает казаку!» — «В обороне станицы участвовал?» — «А то как же!» — отчеканил Шолохов. «Я тебя рекомендую в ЧОН! Будем считать тебя чоновцем! — улыбнулся Мошкаров и крикнул в раскрытую дверь секретарю: — Несите пакет для Каргинской!..»

Вернулся Шолохов в Каргинскую как раз вовремя... Сдал пакет в ревком и тут же стал в строй чоновцев. Время было тревожное... В ту же ночь каргинский отряд — и в нём рядовой Шолохов — выступил в Казанскую, навстречу банде, вторгшейся из воронежской стороны... Потом три отряда чоновцев преследовали банду Фомина. А это был хитрый и стреляный волк. У него каждый бандит имел по две лошади под седлом. Фомина искали, а натолкнулись на банду Кондратьева...

«...С 1920 года служил и мыкался по донской земле, — писал об этом времени Шолохов в автобиографии. — Долго был продработником. Гонялся за бандами, властвовавшими на Дону до 1922 года, и банды гонялись за нами. Всё шло как положено. Приходилось бывать в разных переплетах...»

Михаил Шолохов пришел в литературу с книжками «Донские рассказы» и «Лазоревая степь». Писатель-большевик А. С. Серафимович к первому сборнику шолоховских рассказов дал пророческое предисловие, в котором писал: «Все данные за то, что т. Шолохов развёртывается в ценного писателя...»

Более того, Серафимович пожелал повидать юного писателя из Вёшенской, пригласив его к себе на квартиру в Москву. В большой отеческой беседе Александр Серафимович выразил уверенность и надежду, что молодому автору надо попробовать свои силы и «дерзнуть на большое полотно» и что «пороху у него на это хватит!»

Да, смелости, стойкости и таланта Шолохову было не занимать! Ведь уже в первых своих сборниках рассказов он выступил как писатель-новатор. Его произведения, написанные по горячим следам гражданской войны и эпохи нэпа, полностью отвечали требованиям, выдвинутым ЦК РКП (б) в известной резолюции «О политике партии в области художественной литературы» (1925).

«Нужно смелее и решительнее порвать с предрассудками барства в литературе, — указывал ЦК РКП (б), — и, используя все технические достижения старого мастерства, вырабатывать соответствующую форму, понятную миллионам... используя при этом гигантский материал современности».

Здесь надо отметить, что в те годы писатели различных групп у нас вели между собой большой теоретический «спор о мужике», о перспективах крестьянства в развитии революции, о будущем советской деревни.

Самые молодые и активные писатели откликнулись на призыв партии произведениями, которые создавались в свете ленинских заветов социалистического преобразования деревни. Среди них был и Михаил Шолохов. Его рассказы сверкнули необычайно яркой палитрой красок. Авторский слог, скульптурная лепка портретов, тонкое изображение характеров, внутренний тон повествования, лиризм и эпичность, красочность пословиц и поговорок, свежие эпитеты и метафоры — всё это сразу же открыло читателю самобытного художника слова, новатора.

Новизна проблематики «Донских рассказов» и «Лазоревой степи», наряду с их художественной оригинальностью, заключается в строгой партийности авторской позиции, в глубочайшей правдивости, в правильном понимании исторической перспективы в будущей классовой борьбе, и том числе и на Дону, в остром чувстве нарождавшейся в народе коммунистической нови.

В то время, когда кое-кто видел перспективу для трудового крестьянства в опыте американского фермерства или делал ориентацию на кулака, Шолохов написал, пожалуй, первый в нашей литературе художественный рассказ «Двухмужняя» — о приходе трактора на Верхний Дон и рождении сельскохозяйственного коллектива — колхоза. Центральной идеей рассказа Шолохов поставил крылатые слова Ленина, сказанные на VIII съезде партии: «Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами (вы прекрасно знаете, что пока это—фантазия), то средний крестьянин сказал бы: «Я за коммунию» (т. е. за коммунизм)».
Исторический вопрос «кто — кого», привлечение бедноты к работе в Советах, внимание к труженику-середняку, борьба с кулачеством — самые актуальные проблемы тогдашней деревни получили высокохудожественное воплощение в раннем творчестве Шолохова.

Творческий совет А. Серафимовича «дерзнуть на большое полотно» побудил Шолохова испробовать свое перо в жанре романа. И Шолохов в 1926 году приступил к созданию романа. Этому предшествовала его огромная, кропотливая, тщательная научно-исследовательская работа.

Перебирая и изучая в архивах Москвы, Ростова-на-Дону, Новочеркасска множество материалов эпохи революции и гражданской войны, Шолохов обнаружил три документа, о которых ему приходилось слышать в народе, когда он был чоновцем. Это были листовка Донбюро РКП (б) «Пока еще не поздно, казаки!» (декабрь 1918), «Воззвание Реввоенсовета Республики к офицерам и казакам белой армии» (Воронеж, 31 декабря 1918), призывавшие казачество сбросить ярмо белогвардейщины, прекратить братоубийственную борьбу, признать Советскую власть, а также «Директива о «расказачивании» Дона (февраль1919).

Примечательно, что эти чрезвычайно важные документы той эпохи в книгах историков Дона, таких, как Н. Янчевский, А. Френкель, И. Калинин, и других даже не упоминались. Они замалчивали, скрывали от народа военно-политические ошибки Донбюро РКП (б) и Троцкого, связанные с пресловутой политикой расказачивания (1919).

И для того чтобы разобраться в сущности всех этих «умолчаний» историков, чтобы вскрыть главное в противоречиях, возникших на Дону, чтобы дойти до корня во всех запутанных событиях, Шолохов настойчиво изучал многие труды Ленина, стал всё чаще обращаться за советом к народу — творцу истории и хранителю правды истории.

С 1925 по 1927 год Шолохов встречался с видными участниками гражданской войны на Дону, с теми, кто служил в Красной Армии и кто был у белых, и с казаками, вернувшимися из эмиграции.

В архиве хранится уникальный документ — письмо Шолохова из Москвы на Дон, в хутор Базки, казаку X. В. Ермакову:

«Москва. 6.4.26.
Уважаемый тов. Ермаков!
Мне необходимо получить от Вас некоторые дополнительные сведения относительно эпохи 1919 года.
Надеюсь, что Вы не откажете мне в любезности сообщить эти сведения с приездом моим из Москвы. Полагаю быть у Вас в мае — июне с. г. Сведения эти касаются мелочей восстания В[ерхне]-Донского. Сообщите письменно по адресу — Каргинская, в какое время удобнее будет приехать к Вам? Не намечается ли у Вас в этих м[еся]цах длительной отлучки?
С приветом М. Шолохов»

Письмо к Ермакову открывает нам тот факт, что Шолохов с весны 1926 года, разрабатывая сюжетную перспективу своего нового произведения, по-ленински выкристаллизовал беспримерный в истории литературы идейно-художественный замысел эпоса революции, который в дальнейшем превратился в своеобразную энциклопедию опыта Великого Октября.

В чем же величие писателя Михаила Шолохова? Прежде всего в гениальности, партийности и народности. В 23 года он издал два тома «Тихого Дона», продемонстрировав поразительный бросок вперёд в творческом росте.

В «Тихом Доне» Шолохов предстал как могучий писатель-новатор в стиле, проблематике, в изображении народа и революции, в развитии лучших традиций русской классики на новом этапе её развития.

Шолохов, создав свой самобытный стиль, свой поэтический язык, столь богатый метафоричностью, явил миру свою особенную интонацию и музыкальность строя своего слога, открыв в «Тихом Доне» так изумившее миллионы читателей своё, шолоховское, видение человека, общества и мира природы в их естественном бытии, движении и перспективе.

Именно эта национальная самобытность слога, чрезвычайная оригинальность таланта-самородка, так очаровавшая миллионы читателей у нас и в других странах ещё в 30-е годы, поставила Шолохова в один ряд с Пушкиным и Гоголем, Достоевским и Толстым, Шекспиром, Сервантесом и Бальзаком, в ряд с живым буревестником революции — Максимом Горьким. Но величие Шолохова состоит и в том, что он в «Тихом Доне» проявил себя как новатор-историк, как человек ленинской принципиальности, великой личной смелости и прозорливости.

М.А. Шолохов, служащий в ЧОНе, став молодым писателем и будучи тогда ещё беспартийным, дал в своих первых произведениях образец философского, художественного обобщения, эпически трагедийного воплощения всех сложных и трудных проблем донского казачества с классовых позиций, явив пример большевистской партийности, строгого историзма и беспощадной правдивости.

Например, в романе «Тихий Дон» убедительно вскрыта сущность политики и практики так называемых «леваков» (троцкистов) в расказачивании Донской области (февраль — март 1919), осуждены перегибы в политике по отношению к казакам-середнякам (Григорий Мелехов и др.), сказана правда о причинах Вёшенского восстания казаков против Советов (март 1919), глубоко реалистично запечатлен героизм командиров и бойцов Красной Армии в разгроме восстания и всей белогвардейщины на юге страны, а также разоблачены (по словам Шолохова, в письме к Максиму Горькому) пустозвонство авантюриста, демагога Троцкого и, в частности, его бегство с красноармейского митинга на станции Чертково в мае 1919 года.

Литературная критика конца 20-х — начала 30-х годов, к сожалению, не оценила этого вклада беспартийного большевика писателя Шолохова в борьбу против троцкизма. Между тем тогдашние руководители РАПП — Л. Авербах, М. Лузгин, А. Фадеев и другие — в своих многочисленных выступлениях о литературе тех лет обошли молчанием эти важные проблемы.

С юных лет, будучи убеждённым большевиком, Михаил Александрович в октябре 1930 года подаёт заявление о вступлении в партию, и Вёшенский райком ВКП(б) принимает его кандидатом в члены партии. Ещё и до этого Шолохов имел крепкие контакты с партактивом райцентра и коммунистами в хуторах и станицах, принимал активное участие в коллективизации. Теперь же он стал чаще бывать в райкоме на бюро и пленумах, и всё это ещё шире втягивало его в бурлящий водоворот совершавшихся событий. Как художник огромного диапазона, Шолохов, всматриваясь в социалистическое преображение казачьей жизни, всё более и более задумывался над необходимостью новой творческой работы.

Шолохов верно оценил историческую и международную значимость событий колхозной революции на Дону и ликвидации кулацко-белогвардейского подполья. После ликвидации на Верхнем Дону органами ОГПУ крупной подпольной кулацко-белогвардейской организации во главе с есаулом Сениным, работавшим в 1927 — 1930 годах учителем в станице Боковской, Михаил Александрович осенью же 1930 года выезжает в Ростов-на-Дону, в краевое Управление ОГПУ, где ему дали ознакомиться со следственными материалами по «Делу есаула Сенина». Знакомство с «Делом» дало возможность писателю всмотреться в фотографию заклятого врага Советской власти и трудового народа.

Писателю надо было подержать в руках страницы биографии, написанной самим есаулом, и запомнить самое главное... Покаяние есаула в том, что он собственноручно писал смертный приговор белогвардейского суда отряду Подтёлкова в мае 1918 года. Признание того, что в Новороссийске весной 1920-года он не попал на эвакопароход, а по подложным документам какого-то Володина как рядовой сдался в плен Красной Армии и ходил с ней в поход на Польшу и Врангеля... И что в 1921 году его разоблачают в Ростове-на-Дону. Ревтрибунал приговорил его к расстрелу, но амнистировали и сослали на Соловки... А затем, вернувшись в Боковскую, он снова встал на путь борьбы с Советами и тайно выпестовал в хуторах и станицах Верхнего Дона не одну сотню вооруженного кулачья...

«Да, это был редкостный тип, — говорил мне М. А. Шолохов в феврале 1955 года. — Это был враг умный, жестокий, начитанный и сильный. У него, например, кроме оружия, было изъято собрание сочинений Ленина. Как видишь, есаул всерьез изучал ленинизм! На вопрос, что он искал в трудах Ленина, ответил: «Чтобы бить врага, надо знать его оружие». Таков был наш противник в годы коллективизации».

В конце 1931 года Михаил Шолохов в основном завершил работу над романом о коллективизации. В 1932 году «Поднятая целина» пошла по стране и вышла за рубежи нашей Родины.

Выход в свет одновременно выдающихся произведений эпохи «Тихого Дона» и «Поднятой целины» явился крупнейшим общественно-политическим и литературным событием в нашей стране.

Велика судьба писателя Михаила Александровича Шолохова...

Всегда и во всех труднейших обстоятельствах жизни он был стойким борцом на переднем крае борьбы...

Чоновец, писатель, коммунист, величайший гуманист — он своей судьбой многогранно отразил наш бурный XX век, век борьбы идей, борьбы за социальную справедливость, за интернациональную солидарность, за счастье людей на всей планете.